Ну что за речи в присутствии cassoulet!(с)
Я уже упоминала здесь, что люблю книги Айрис Мердок. Ее недавно вышедшая книга "Честный проигрыш" замечательна сама по себе, но я приведу маленький отрывок из нее , потому что он может быть любопытен тем, кто неравнодушен к кулинарии.

В очередной раз убедилась в том, предпочтения в еде и кулинарные привычки безошибочно характеризуют человека. А если читателю повезло с писателем, то художественный текст может быть информативней любого кулинарного рецепта или даже видео! ( Талерка, клянусь, ничего личного к твоему cassoulet у меня нет, это просто совпадение!)

Обожаю хороших писателей за возможность "ненароком", не прилагая никаких специальных исследовательских усилий, узнать про пресловутую " разницу культур", читая описания быта и привычек героев в художественных текстах.

Было бы любопытно услышать, кстати, что вы думаете про меню праздничного обеда двух английских джентельменов, живших совсем недавно, в 70-ых годах прошлого столетия? Думаю, что Д.Оливер, который сегодня так озабочен тем, что люди не готовят дома, остался бы доволен.))

Касаясь темы "мы и они", отмечу, что разрыв в жизненных реалиях между странами был в то время , все-таки, чудовищный. Думаю, что если бы я _тогда_ умела читать, то расценила бы этот обед, как трапезу небожителей, наверное. А салат, который подается после шербета, только укрепил бы во мнении, что _так_ просто не бывает.)))

Ну, и не могу не отдать должного максиме о еде и человеческой жизни. На универсальность она, возможно, и не претендует, но замечание удивительно точное, по крайней мере, в случае официантов.))
Был день рождения Акселя.


От форели Саймон в конце концов решился отказаться. Начать предстояло с сардинок и рецины. За ними последует французское рагу cassoulet с рисом и Nuke de Young. Затем лимонный шербет. Потом чуть сбрызнутый соком зеленый салат с цикорием. Потом белый стилтонский сыр и фирменные бисквиты из кондитерской на Бейкер-стрит, которые подают с полусладким рейнвейном.


Конечно, для cassoulet было чересчур жарко, но Саймон очень любил готовить это блюдо. Кроме того, его изготовление требовало полного внимания, а в последнее время он инстинктивно искал занятий, дающих возможность предельно сосредоточиться. Приступив вчера вечером, он уже приготовил фасоль с тщательно отмеренными добавками лука, чеснока, тимиана, петрушки, ломтиков копченого окорока и наструганных палочек шпика. Сегодня, отпросившись в середине дня из музея, поджарил баранину и пол-утки — фасоль в это время снова разогревалась и кипела на медленном огне. Когда все было готово, началось заполнение специальной глубокой коричневой глиняной миски для cassoulet, купленной ими в Безансоне. Слои фасоли, потом слои утятины, баранины, чесночной колбасы, снова слои утятины, баранины, чесночной колбасы, и так до самого верха. Все это снова было поставлено на медленный огонь и должно было пребывать там, пока верхний слой фасоли не станет хрустящим. Хрустящую фасоль перемешивали, и она уходила вниз, а идущий за ней слой тоже в свою очередь становился хрустящим. Тогда перемешивали его. Теперь процесс близок был к завершению.


— По-моему, этот запах должен сладко кружить тебе голову, — сказал Саймон Акселю. — Я, признаюсь, чертовски голоден. Мы должны проявить осторожность и не налегать на сардины.


— Думаю, мало кто получал бы удовольствие от рыбы, если б мог видеть ее глаза. К счастью, глаза сардинок такие маленькие, что не могут вместить в себя осуждения.


— Аксель, сейчас не время для такой сентиментальности. Надеюсь, ты выполнил мою просьбу и обошелся сегодня без ланча?


Они разговаривали на кухне. В руках бокалы с хересом. На Саймоне длинный полиэтиленовый передник с рисунком в виде белых и розовых маргариток.


— Идея оставить меня без завтрака в собственный день рождения была, мягко говоря, странноватой.


— Но ради этого!


— У меня был легкий ланч.


— У тебя никакого уважения к еде!


— Не слишком ли тяжеловато cassoulet для такой жаркой погоды?


— Оно, конечно, вгонит в пот, но потом станет даже прохладнее.


— Какую порцию ты приготовил! Мы будем ее доедать много дней.


— В холодном виде cassoulet восхитительно.


— Боюсь, я и вправду лишен уважения к еде, — сказал Аксель. — Все-таки я пуританин до мозга костей.


— Мы уже обсуждали это в разнообразных контекстах, милый.


— Во время еды обнаруживается как свойственная человеку жадность, так и заданная невозможность получить удовлетворение. Мы с восторгом набрасываемся на пищу, с жадностью набиваем себе желудки, а потом встаем угнетенными и разочарованными, а порой даже с легкой тошнотой от переедания. И все это — символический образ основы человеческого существования. Жадность на старте и отупелость на финише. Официантам, беспрерывно наблюдающим этот процесс, трудно не стать величайшими пессимистами.


— Ну что за речи в присутствии cassoulet! По-моему, деликатность должна побудить нас вернуться в гостиную.